Фанфик

[gintamafan]

Название: А что вы готовы отдать за свободу?
Автор: моя автор
Бета: Okita Sougo
Фандом: Гинтама
Рейтинг: R
Пейринг: Такасуги/Гинтоки
Жанр: дарк, самокопания персонажей, AU
Размер: многабукафф будет
Статус: в процессе
Дисклэймер: отказываюсь
Варнинг: трава у автора все такая же, но зато теперь есть бета. Гинтоки в пассиве и это убивает многим мозг.


Свобода, тонкая и хрупкая, как крылья бабочки. Одно неосторожное движение, и она сломана, раздавлена и потеряна навсегда. Свобода духа тоже может быть потеряна: каким бы сильным ни был человек, он всегда будет лишь человеком. Лишь тот, чей дух давно и безвозвратно поглощен демоном, знает об истинной свободе. Такую свободу не отнять даже самыми изощренными способами. Она живет, озаряя все вокруг бессмертным светом пропавшей во мраке души. Свобода - это дар и проклятие одновременно. Ее пытаются получить, а, получив, сразу же меняют на что-нибудь более материальное. Свобода в мире людей немыслима без страданий. Во все времена за свободу сражались и гибли тысячи, миллионы храбрецов. Самая желанная и самая бесполезная, свобода притягивает души, как огонь притягивает мотылька.


Шинске Такасуги задумчиво разглядывал темное ночное небо, усыпанное мириадами звезд. Поднеся трубку к губам, он глубоко затянулся и выпустил причудливой формы облачко дыма. Ночь укутала спящий Эдо прекрасным синим саваном, сглаживая все недостатки, придавая оттенок тайны и печали. Для Такасуги ночь была любимым временем суток. Только ночью он мог почувствовать себя снова живым. В его памяти ровными рядами выстроились сотни таких же ночей, когда он убивал, покрывая девственную сталь клинка пятнами крови. А где-то, в самых дальних закоулках отравленного безумием сознания, плавали совсем другие ночи. Тогда он не смотрел в небо, не грезил о будущем уничтожении так опротивевшего ему мира. Он ласкал распростертое на измятых простынях тело, жадно ловил губами каждый вздох, стон и всхлип, срывавшийся с прокушенных губ. Он пропускал сквозь пальцы восхитительно мягкие серебристые волосы, ловил взгляд темных глаз и целовал, целовал податливые губы. Все те ночи были до одурения жаркими, в воздухе витал тот особый пряный аромат, что бывает лишь на исходе лета, когда тишина еще полна стрекота цикад, но уже нет той летней духоты и влажности. Тогда он был больше, чем жив. С ним еще был его Белый Демон, позднее окончательно поглотивший душу его школьного товарища, с которым они вместе бегали на реку купаться, засыпали на уроках и дразнили их общего младшего друга. Губы Шинске непроизвольно шевелились, произнося знакомое имя. Саката Гинтоки, его первый и самый лучший любовник за все то время, что Шинске мог назвать своей жизнью. Бывший школьный товарищ, внутри которого нашел приют один из самых страшных демонов этого мира.

Война, с новой силой захлестнувшая тогда страну, стерла все границы, уничтожила рамки морали и подарила Такасуги пару месяцев безудержного счастья. Отбирая все больше жизней, война катилась с юга на север, с запада на восток, в конце охватив чуть ли не все острова Японского архипелага. Шинске неистово сражался за свободу своей родины, ни разу не задумавшись о том, что же будет после. Оставляя за собой кровавый след, Кихейтай неумолимо продвигался к источнику заразы, что поразила в те дни Японию. Шинске, опьяненный небывалыми победами, с ног до головы покрытый кровью, словно древнее божество, вел свои отряды на верную гибель. И рядом с ним всегда были такие же опьяненные, так же покрытые кровью товарищи. Их удача была заключена в далеко не самое мощное и крепкое тело. Иногда Шинске останавливался и понимал: если исчезнет Широяша, армия падет, сопротивление будет сломлено, а Япония так и останется во власти пришельцев. Каждый раз, когда занесенный для удара вражеский меч уже готов был коснуться незащищенной шеи их белоснежного демона, Шинске успевал отвести удар, закрыть собой то, что имело подлинную ценность. Но судьба всегда была иронична, от смерти Шинске уберег именно тот, кого предводитель Кихейтая сам так старался уберечь. Потеряв в том кровавом сражении глаз, Шинске лишился внутреннего стержня, удерживающего сознание на плаву в этом безумном море. С того момента начался обратный отсчет в сторону безумия и хаоса.

Шинске коснулся повязки, скрывающей левую половину лица и, ощутив под пальцами неровность бинтов, скривил губы в жестокой улыбке. Столько времени уже прошло, а фантомные боли до сих пор преследовали лидера группировки Кихейтай. Бинты он менял самостоятельно, никому не доверяя такое ответственное занятие. Поймав взглядом единственного глаза кровавый отблеск взошедшей над Эдо полной луны, Такасуги понял – пора размяться. Он плавно поднялся, проверил, надежно ли прикреплена сайя к поясу и бесшумно выскользнул из номера одного из дорогих отелей, служившего ему временным убежищем.
Прогулка по ночному Эдо сулила обычному человеку множество неприятностей. В темных переулках собирались те, кого закон интересовал в последнюю очередь. Но Такасуги Шинске никогда не был простым обывателем, это он был опасностью для затаившихся в темноте проулков преступников. Но обычные преступники мало интересовали главу Кихейтая, такие противники могли лишь ненадолго заглушить жажду убийства, поселившуюся в поглощенной безумием душе. Ему нужен был кто-то более способный, кто-то, с кем можно будет еще какое-то время играть, не убивая. Мягко ступая по утрамбованной тысячами ног городской земле, Такасуги прислушивался к каждому своему ощущению. Вот мелькнул, исчезая в одном из бесчисленных переулков тощий силуэт бездомной кошки, где-то надрывно кричала женщина. В одном из переулков кто-то оглушительно блевал в мусорный бак. Шинске усмехнулся, решив проверить свою догадку: конечно, в Эдо немало пьяниц, но такие звуки издавать могли только несколько.
Свернув в подворотню, он почти сразу увидел склонившуюся над баком фигуру. Белое кимоно сияющим пятном выделялось в темноте. Человек почти наполовину скрылся в железном контейнере, издававшем теперь уже совсем кошмарные звуки. Такасуги замер, наблюдая за тем, как из бака показывается сначала грудь, потом шея и, наконец, голова его давнего знакомого. Самодовольная ухмылка сама расцветала на лице террориста.


Саката Гинтоки был пьян. Пьян окончательно и бесповоротно. В голове шумело, улица плавала перед мутным взглядом кудрявого самурая, точно была сделана из какого-то очень пластичного и текучего материала. Попытка вернуть зрение путем усиленного моргания результата не дала, а к горлу начал подступать знакомый противный комок. Сакату вот-вот должно было стошнить и ноги сами понесли горе-пьяницу к ближайшему мусорному баку. Окунувшись с головой в море мусорных ароматов, Саката Гинтоки позволил себе ненадолго выпасть из реальности. Тело содрогалось, возвращая на белый свет все выпитое им за этот вечер спиртное. Сжав немеющими пальцами края спасительного бака, мужчина попытался подняться. В глазах все еще двоилось, по телу растекалась предательская слабость. Он даже не успел удивиться, когда его затылка коснулось что-то тяжелое, и сознание начало гаснуть. Мир бешено завращался, утягивая Сакату на дно глубокого болота. Последним воспоминанием из этой реальности стало смутно знакомое лицо и довольно прищуренный зеленый глаз.


Такасуги ликовал. Всего за какой-то час он заполучил в полное распоряжение одного из сильнейших воинов Японии. Сейчас, в теплом полумраке гостиничного номера, Такасуги мог во всех подробностях рассмотреть свою жертву. За прошедшие годы многое изменилось, но Гинтоки был все так же прекрасен. Ставшее крупнее и сильнее, тело Сакаты сохранило свою изящность и немного детскую угловатость. Мягкие серебристые волосы непослушными завитками расплескались по подушке, Шинске не преминул возможностью снова ощутить их бархатную прохладу в своих ладонях. Его демон был все таким же упрямым и своевольным, даже во сне, вызванном одним из сильнейших наркотических препаратов, пытался отпрянуть, избежать прикосновений. Шинске потянулся, скоро должен был подъехать Каваками с найденным незадолго до этого старичком-гипнотизером. Дедушка этот был просто волшебником, из любого мог сотворить послушную воле хозяина марионетку. Главу Кихейтая давно посещали мысли о целесообразности привлечения на свою сторону бывших товарищей. Главной целью, конечно, был Широяша, но и Сакамото с Кацурой могли пригодиться для осуществления его планов.


Бансай ненавидел, когда его отрывали от излюбленного занятия. Но приказ был приказом и обсуждению не подлежал. Тащиться среди ночи через весь город со старым пнем подмышкой, было для Каваками худшей карой из всех возможных. Хорошо еще, что в его распоряжении был автомобиль с водителем. Запихнув ничего не понимающего старичка на заднее сидение и забравшись следом, Бансай тихо произнес адрес сонно моргавшему водителю и уставился в окно. До отеля, в котором расположилось его непосредственное начальство, было минут двадцать спокойной езды. Голова нещадно раскалывалась, и Бансай предпочел не думать, что именно побудило всегда пребывающего в состоянии дзен Такасуги вызвать его в такой час. Поездка обещала быть скучной, и Каваками натянул привычные наушники, заглушая децибелами звенящую боль.
Приехали они на удивление быстро: видимо Такасуги каким-то магическим образом сумел воздействовать и на ничего не подозревающего водителя.
Уже поднимаясь в роскошном лифте на нужный этаж, Каваками подумал, что начальство его устроилось совсем неплохо. Почти в центре, отличный вид из окон, вышколенный персонал. В отелях такого уровня не обращали внимания на происхождение клиента, лишь бы деньги водились в достаточном количестве. Не чета гостиницам прошлого.
Такасуги остановился в номере с табличкой 1303, Бансай уже возле двери почувствовал присутствие в помещении кого-то, помимо начальства. Дверь была не заперта. Пропустив одаренного старичка вперед, Бансай осторожно проследовал в дальнюю комнату огромных апартаментов. Остановившись на пороге, он с минуту разглядывал лежавшего на кровати мужчину. Хоть и спящий, он все равно производил впечатление скрытой, дремлющей до поры силы. Каваками прошел внутрь, приветствуя босса лишь кивком головы. Остаток ночи обещал быть крайне занимательным.

Дедушку-гипнотизера звали на редкость дурацким для его возраста именем – Каору. Он был бы ничем не примечательным гражданином, если бы не его особый дар, заменять людскую память. Такасуги сразу обратил внимание на талант старичка по части запудривания мозгов. Очень полезный дар, учитывая специфику деятельности Кихейтая. Старичка припугнули, затем посулили золотые горы, и спустя всего пару дней Такасуги получил в распоряжение весьма полезное орудие. Теперь пришел черед проверить, насколько силен и талантлив новый член группировки.

Окинув замершего в дверном проеме Бансая ничего не выражающим взглядом, Такасуги обратился к старичку:
- Каору-сан, я бы хотел получить полный контроль над сознанием этого человека, – он кивком указал на раскинувшегося посреди кровати Сакату. Дедок мелко затряс головой, демонстрируя готовность помочь Такасуги-сама в таком важном деле. Спустя пару мгновений он уже ощупывал лицо серебряного, запоминая каждую черточку сухими, как кора старого дерева пальцами.
- Скоро действие наркотика прекратится, и мне бы хотелось, чтобы вы успели до наступления этого замечательного момента, Каору-сан, - голос Такасуги отдавал насмешкой. Старичок снова закивал и начал быстро шептать что-то в ухо Сакаты, заставляя того то напрягаться, то расслабленно падать на кровать. В какое-то мгновение темные глаза распахнулись, старичок моментально отпрянул, продолжая свои монотонные речитативы. Такасуги подошел, с интересом заглядывая в широко распахнутые глаза своей жертвы. Зрачки то сужались, то заполняли собой все пространство темно-красной радужки. В голове Сакаты явно что-то происходило, но что именно, для Такасуги пока оставалось загадкой. Спустя пару минут Саката безвольно упал на уже порядком истерзанную кровать и тихонько засопел. Старичок вытер выступивший на лбу пот и поклонился. Его миссия была выполнена. Оставалось только ждать пробуждения.
Бансай неслышно отделился от стены, у которой простоял все действо и поманил старичка за собой. Больше им здесь делать было нечего, а раздражать Такасуги своим обществом Каваками не собирался. Тем более дома его ждала недописанная по вине начальства песня. Такасуги запер за ними дверь номера и остался наедине с дремлющим зверем. Сейчас его интересовала только трубка, о том, что произойдет утром, глава Кихейтая решил пока не задумываться. Впереди были еще несколько спокойных часов, полных ароматного дыма.


Гинтоки пытался разлепить глаза. Все тело ныло, во рту поселилось ощущение давно тухнущей под жарким солнцем помойки. Приподнявшись на кровати, он тут же схватился за голову, пытаясь хоть как-то унять тупую боль в висках. Немного придя в себя, он попытался вспомнить, что же с ним произошло. И наткнулся на идеально белый лист вместо памяти. В голове не было абсолютно ничего, что намекнуло бы, кто он такой и… как его зовут. Он поморгал, щурясь от бившего в глаза солнечного света, и тихо застонал. Чья-то прохладная рука коснулась его лба, грустный голос произнес:
- Ну вот, Гин-чан, ты опять страдаешь похмельем, а кто виноват? – Гинтоки дорого бы дал за то, чтобы узнать, кому принадлежит голос. Но рука была слишком прохладной, боль в висках постепенно стихала, оставляя после себя ощущение еще большей пустоты. Он понял только, что видимо «Гин-чан» - это его имя. В голове тут же пронеслась мысль, что имя странное. С трудом шевеля сухими губами, он тихо произнес:
- Простите, но я не помню вас… я вообще ничего не помню, - на лице Такасуги расцвела дьявольская ухмылка. Старичок сработал как надо, теперь можно будет населить голову Сакаты новыми, выгодными Такасуги воспоминаниями. Шестеренки в мозгу главы Кихейтая радостно заскрипели, порождая новый безумный план.
«Скоро этому миру придет конец».